Пост для исполнений

[Гетник]

В комментариях к этой записи можно анонимно размещать исполнения заявок первого тура. Тексты будут перенесены администратором в отдельные посты.

Напоминаем, что первый тур закончится, как только будут написаны 15 текстов.

@темы: пост для исполнений

Comments

[Гость]

— Ориджинал. Учитель/ученица. Скрытие отношений, спонтанный секс в незапертом кабинете, боязнь того, что кто-то придет, спрятанные за высоким воротником засосы.

Геометрия

около 1900 слов

Я ничего не понимала в геометрии. Он понимал. Так даже к лучшему. Мне не надо было искать повода, чтобы быть с Ним подольше. Пусть считает меня бестолковой, ведь я и правда не очень умна, особенно рядом с Ним. Он… Когда мы пришли к Нему, было немного страшно. Еще бы. Единственный мужчина-учитель на всю школу. Даже физкультуру у нас вела женщина. Ходили слухи, что она лесбиянка и время от времени спит со своими ученицами. По школе, вообще, много слухов ходило. Их обычно распространяла наша уборщица. Только о Нем она боялась говорить. Он казался каким-то демоном. Всегда приходил раньше всех. Всегда в строгом костюме. Всегда прямой, точно палка. И куда бы мы я ни отводила взгляд, мне всегда казалось, что Он смотрит только на меня. Впрочем, нам всем так казалось. Он не был особенно красивым. Но было в Его внешности что-то такое притягательное. У Него были резкие грубоватые черты лица, точно расчерченные по линейке, а потом вырезанные в камне. Он сам был точно собран из разных геометрических фигур, причем квадратов и треугольников было больше, чем окружностей и овалов. Большинство моих одноклассников боялось Его. Да чего там говорить, я и сама боялась Его класса до 9, наверное. А потом… Я не знаю, что потом изменилось. Может, я стала другой, может, Он стал чуть мягче. Но мне показалось, что за Его угловатой внешностью и хриплым вечно недовольным голосом я вижу, слышу что-то важное, существенное. Что-то, что невозможно выразить словами.
Я пыталась, хотя это и было очень трудно, не доставать Его своей внезапной любовью: я не закидывала Его письмами, не ждала, волнуясь, у двери, не писала пламенные стихи про любовь, которая сжигает мою кровь. Хотя вру. Писала, конечно. Где-то в своем тайном дневнике, который никогда не перечитывала. А если пыталась – сгорала от стыда и отвращения к самой себе. Черт возьми, как же это было пошло, но я не могла по-другому. Если бы я рассказала кому-нибудь… Мама бы прочитала лекцию о целомудрии и воспитанности девушки, друзья бы нашли тысяча и одну причину для шуток. Страницы дневника были молчаливы. А мне нужно было хоть с кем-то поделиться, рассказать о том, что мне снилось по ночам, о том, что я мечтала, на полном серьезе мечтала, пригласить Его к себе домой или, что было бы лучше всего, провести с Ним выходные. Или всю жизнь. Но это уже совсем из области фантастики.

Вечер. Где-то около семи часов. Но за окном уже было совсем темно, потому что зима. Я сидела за партой, записывала что-то в дневник, чтобы как-то избавиться от напряжения, прокатывающегося дрожью по пальцам и сводившего шею. Дверь скрипнула. Он зашел в кабинет. Небрежно бросил пиджак на спинку стула.

- Ну что? Ты готова? - Он был необычайно весел.

Я боялась пошевелиться, боялась неловким движением выдать свое возбуждение. А он провел ногтем по стоечке накрахмаленного воротника и, отбросив назад светлые тонкие волосы, наклонился прямо ко мне, так что я чувствовала его дыхание и плечом чуть не касалась его груди.
- Всегда готова! – я попыталась глупо пошутить, но во рту все пересохло.

Я уставилась в окно, за которым снежинки прилипали к стеклу и оседали на подоконник. На улице было холодно, а мне жарко. Хотелось распахнуть окно и выпрыгнуть вниз, заорав, что птицы не летают, как люди. Там, кажется, было по-другому. Неважно. Я хотела высунуть на улицу голову, подставить горячие щеки под снежинки, что, тая, стекали бы, как слезы. Все-таки иногда я бываю до тошноты сентиментальной. Особенно с Ним.

Он тронул меня за плечо.

- О чем замечталась?

- О вас, - спонтанно призналась я и тут же неловко рассмеялась. Сдавленно. Глупо. Отвратительно.

Он усмехнулся и сел рядом со мной. От Него, как всегда, пахло ментолом и мятой. Я сходила с ума от этого запаха. Я даже купила себе мужской одеколон и обрызгивала свою подушку. И засыпала со сладкими мыслями о Нем, а просыпалась, обнаруживая свою руку глубоко в трусах. Слушая, как за стеной мать смотрит какую-нибудь программу про здоровье с навязчивой Еленой Малышевой, краснея, кусая губы, как дешевая порноактриса, я гладила себя по промежности, пока пальцы не становились мокрыми и липкими, мне бы хотелось, чтобы это были Его пальцы.

Я не знаю, зачем я об этом вспомнила, потому что вот сейчас, когда он был так близко, я не могла ни о чем связанно думать. Только выдохнула, наверное, слишком резко и шумно.

- Что такое? – Он взял мою руку, а у меня мурашки побежали по коже.

- Все хорошо, - я улыбнулась как можно более беспечно. Но руку не отнимала.

- Тогда давай доставай работу, посмотрим, что там у тебя не получается.

А да. Геометрия. Честно говоря, я уже забыла, зачем сюда пришла. И, порывшись в своем рюкзаке, поняла, что забыла и тетрадь, в которой якобы собиралась что-то записывать. Ага. Или бессмысленно рисовать сердечки на полях. Как же это все. Черт. Сказать, что я забыла тетрадку – выдать себя с головой. Я все еще рылась в портфеле.

- Хватит там копаться. Ты отнимаешь мое время.

- Я забыла тетрадь, - промямлила, как жалкая пятиклассница. Он и посмотрел на меня, как на пятиклассницу. Снисходительно и насмешливо.
- Ну и что нам тогда делать?

Он улыбнулся и плавно провел пальцами по своим волосам. Я растерянно взмахнула руками, случайно коснувшись его брюк. Замерла, положив ладонь на его колено.

- Что ты? – спросил Он, хмуря брови.

Я вдруг поняла, что лучше умру, чем отпущу Его сейчас.

- Я люблю вас, - тихо сказала, пристально глядя в гладкую поверхность парты. Как будто на ней были написаны слова, которые я, вообще-то, обещала себе никогда не произносить вслух. Особенно Ему. Но сказала. И чувствовала, что мое сердце камнем ухнуло куда-то в пропасть. И стало до смешного все равно. Неотвратимо. А значит, мне нечего было терять.

- Наташенька, - он улыбнулся, пытаясь нацепить на лицо маску доброго наставника. Ему это не шло. И я, ничего не говоря больше, просто поцеловала его.
- На…та…ша, - пробубнил Он, пытаясь оторвать меня от себя, я залезла к нему на колени, вцепилась зубами в Его губы, пальцами – в волосы. Целовала его жадно, безрассудно и горячо, ерзала на Нем, как девочки из японских порномультиков, которые с утра до ночи крутил по компьютеру мой брат. Как-то я случайно застукала его, когда он яростно надрачивал, сопя и тужась, как беременный носорог, так что потом я еще долго не могла смотреть на него без пошлого гигиканья. Вряд ли сейчас я выглядела лучше, но мне было как-то все равно. Я схватила воротник Его рубашки, царапая длинными ногтями Его затылок и шею. Он, конечно, отпихивал меня, но с каждым разом все слабее и все менее убедительно. И я чувствовала, как под его брюками твердеет Его член, я стала двигаться быстрее и в то же время осторожнее, задыхаясь от волнения. Но Он развернулся на стуле и резко встал, сбросив меня на пол, прикрывая ладонью приподнявшуюся ширинку.

- Наташа, - тяжело выдохнул он. – Ты не понимаешь, ты обманываешься. Это не любовь. Просто гормоны. Просто ты в таком возрасте, что…
- Мне плевать на гормоны, - перебила я, поднимаясь с пола, - Плевать на все. Я люблю вас. Хочу… Сейчас, - я путалась в своих словах, путалась в своих мыслях. В висках стучало, в голову точно налили воды, которая вскипала и пенилась, бурлила, звенела в ушах.

Он схватил меня за руку.

- Наташа, перестань. Я не хочу портить тебе жизнь. Я не хочу, чтобы у тебя возникли проблемы, да и у меня тоже.
- Это неважно, что потом, – выдохнула я, – Главное, что сейчас я хочу вас. Да и вы тоже хотите меня.

Я провела ладонью по Его паху, надавливая пальцами на головку Его выпирающего члена.

- Наташа, это просто физиологическая реакция, не более того, - у Него была интонация мальчика, которого ведут к стоматологу, а он убеждает себя, что ему совсем не страшно.

- Так вы, значит, совсем не любите меня? – я обиженно посмотрела на Него, цепляясь за петли на Его брюках, вплотную прижимаясь к Его животу.
Он улыбнулся, мягко, но настойчиво отстраняя меня от Себя.

- Люблю, Наташа, но это совсем другое, - он улыбнулся, глядя вниз на мои руки, снимая их со Своего пояса, - Я люблю тебя, как учитель ученицу, не больше и не меньше. Неужели тебе этого недостаточно?

- Я вам не верю, - мой голос звучал как-то неестественно, во рту все пересохло. Я снова подошла к Нему, но теперь он уже был настроен более серьезно. Он оттолкнул меня.

- Наташа, уходи, - строго сказал Он. – Ты и сама не понимаешь, чего ты хочешь.

Где-то в глубине сознания я понимала, что Он прав, но мне вдруг стало так обидно. Обидно, что Он считает меня маленькой девочкой, обидно, что Он думает, что лучше меня знает, что мне нужно. Как будто бы я сама для себя ничего не могу решить. Надоело.

- Хорошо. Я уйду, - зло процедила я, садясь на край учительского стола. – Отдамся какому-нибудь гопнику в подворотне, раз вы меня совсем не хотите. Я задрала юбку, просунула ладонь под резинку колготок и трусов. Стала массировать клитор, демонстративно выгибаясь и откидывая назад голову.

[Гость]

Анон-автор сильно извиняется за то, что в итоге получилось, просит заказчика не прибегать к казням египетским и вообще прячется в танке.

Люди Х. Шоу/Эмма Фрост. Кинк на едкие шуточки Эммы во время секса, которые изрядно раздражают Шоу. Он не остается в долгу.

1.
- Я, конечно, не Рита Хейворт, - говорит Эмма, - но пожалуйста, не делай такое лицо.
Проблема в том, что Эмма начинает говорить не в то время и не в том месте. Её ноги у Шоу на бёдрах; Шоу вколачивает её в постель, Эмма выдыхает сквозь зубы, льнёт к нему, но всё равно язвит.
Если бы раны не заживали так быстро, Шоу сейчас бы раскусил себе губу до крови.
А Эмма, похоже, считает, что шутить сейчас - это хорошая идея.
- Не всё ли тебе равно, какое у меня лицо, когда мы трахаемся? - спрашивает Шоу уже потом, кончив; он лежит в постели, сбросив одеяло и подушки на пол, потому что в жилом отсеке на "Каспартине" жарко так, что кружится голова. Эмма стоит у окна голая и взмыленная, накинув на плечи халат.
- А как же моё душевное здоровье? - спрашивает она. - Такое не забывается.
- Не смешно, - отвечает Шоу.
Эмма закатывает глаза.

2.
Эмма отсасывает ему, когда Азазель уводит полковника Хендри - это подвал "Атомного", Шоу даже не пьян, а Эмма одета так, что с лёгкостью сойдёт за одну из тех шлюх, которые развлекают американских генералов этажом выше.
Шоу тяжело дышит; здесь он может стонать настолько громко, насколько захочет, потому что их всё равно никто не услышит, но он всё равно зажимает себе рот одной ладонью, а другую запускает Эмме в волосы. Эмма отстраняется. Шоу как никогда хочется убить её прямо здесь, на месте.
- Послушай, - говорит Эмма, - ты мог бы хотя бы не портить мне причёску.
- Послушай, - передразнивает её Шоу, - ты могла бы хотя бы не портить мне удовольствие.
Эмма улыбается - губы у неё липкие, припухшие и влажно блестят.
- Если бы я хотела испортить тебе удовольствие, я бы сказала, что прямо сейчас за нами кто-то следит. Я серьёзно.
Шоу оглядывается, мысленно чертыхаясь; Эмма смеётся:
- Конечно, ты никого не видишь. Это кто-то из ЦРУ, и похоже, женщина. Сейчас она смотрит на нас через щель между шкафами. И она в мыслях не может себе представить, как можно кому-то сосать. Это же изращение.
- Вот дерьмо. Нужно позвать Азазеля.
- Не нужно звать Азазеля, - мурлычет Эмма. - Никуда она не денется. Предлагаю вернуться к нашим баранам.
- Баранам? - пытается улыбнуться Шоу. - Звучит не очень.
Вечер, кажется ему, теперь испорчен напрочь. И то, что полковник Хендри оказался достаточно сговорчивым по сравнению с русскими и кубинцами, ничуть не поднимает настроение.

3.
В тот день они трахаются два раза. В первый раз - на палубе яхты, когда Риптайд делает себе мохито в ведёрке со льдом и уходит к себе в комнату, Азазель пропадает неизвестно где, а о существовании полковника Хендри напоминает только пятно крови и гари возле барной стойки.
- Кто-то должен его отмыть, - говорит Шоу.
- Действительно, - кивает Эмма, - кто-то должен. Риптайд, например, когда протрезвеет.
Потом Эмма говорит, что хочет купаться, и уходит нырять с подножки.
- Если ты утонешь, - обещает Шоу, - я буду всем говорить, что я безутешный вдовец. Женщины любят безутешных вдовцов.
Эмма фыркает.
- Да чёрта с два.
Пятнадцать минут спустя она возвращается на палубу, жалуется, что вода ледяная, стягивает с себя мокрый купальник и говорит:
- Себастиан, мне скучно.
- И что я должен сделать, телепортировать сюда цирк c клоунами и Мулен Руж в придачу?
- Клоунов в моей жизни и так хватает, Себастиан, - говорит Эмма и проводит пальцами по своей груди. - Придумай что-нибудь получше.
Потом Шоу оставляет ей засосы на шее и на ключицах, потом всё происходит прямо на нагретых солнцем досках - Эмма седлает его, приподнимается и снова опускается на его член, а с её волос во все стороны летят брызги солёной воды.
Во второй раз они трахаются уже в подводной лодке, после того, как чёртов Эрик Леншерр разносит швартовочными цепями "Каспартину" в щепки - Шоу прижимает Эмму к стене, а Эмма утыкается ему носом в шею, и они молчат, потому что Шоу по-прежнему злится, а Эмма прекрасно знает это. Здесь чертовски мало места: за стеной, в десяти шагах от них Азазель, Риптайд и командная рубка, за другой стеной - крошечные спальни. Ты просыпаешься и бьёшься головой о потолок, говорит Эмма, прекрасно. Ты просыпаешься и понимаешь, что тебе нечем дышать. Ты ешь, спишь, занимаешься сексом и строишь планы по захвату мира в жестяной банке.
Шоу переводит дыхание.
- Сегодня ты остался без яхты, - выдыхает Эмма. - Это надо отметить.
Шоу чувствует острое желание её придушить.
- Будь готова к тому, что если тебе иногда приходит в голову меня поддеть, мне может иногда приходить в голову тебя убить, - предупреждает он.
Если когда-нибудь это и случится, у Шоу вряд ли уйдёт на это много сил. Он уверен, что алмазная оболочка Эммы сомнётся, как фольга, если ударить; Эмма об этом тоже догадывается, но не боится. Дело в том, что она доверяет ему. Иногда, думает Шоу, совершенно безобоснованно.

4.
Они не выходят на сушу уже почти неделю, и Шоу кажется, здесь все начинают медленно сходить с ума. Шоу пьёт и читает газеты, которые приносит Азазель, Риптайд пьёт и чинит радиосвязь, а Эмма роется у всех в головах. Не жалуется только Азазель: он по-прежнему исчезает, чтобы выпить в Буэнос-Айресе, а под утро рассказывает, что в итоге всё-таки снял шлюху в Париже. С его-то красной рожей и хвостом, думает Шоу.
В четверг Шоу опять наносит визит русским; вернувшись, он опустошает ещё одну бутылку виски из своих запасов и спит до полудня. Спит он без снов, а просыпается около полудня, таким измотанным, что жалеет, почему вчера не сдох. Будит его Эмма. Она непереносима; сейчас она сидит на краю кровати голая и говорит:
- Доброе утро, мне скучно.
- Поиграй в карты с Азазелем, - отвечает Шоу и откидывается на подушки. - Я хочу спать, а ты мешаешь мне это делать.
- Никогда не думала, что отсутствие яхты так плохо сказывается на твоей потенции, - пожимает плечами Эмма и уходит.
Шоу едва сдерживается от того, чтобы не запустить ей вслед чем-нибудь тяжёлым. Дело не в потенции. И даже не в отсутствии яхты.
К четырём часам Азазель приносит тяжёлый тёмно-серый ящик.
- Поставь в кабинете, - говорит Шоу, пока Эмма не видит.
Ящик стоит там ещё два дня; Шоу прекрасно знает, что в нём, но не спешит открывать.

5.
Вечером, когда говорящая голова Кеннеди в очередной раз заявляет из телевизора об угрозе ядерной войны - Шоу всегда удивлялся, как у них получается ловить сигнал на такой глубине под водой - и когда Эмма сидит на диване, расстегнув куртку, пьёт шампанское и задаёт глупые вопросы, Шоу говорит, русские дали мне это, и показывает ей шлем. Эмма вертит шлем в пальцах, а когда Шоу надевает его на голову, даже не задумываясь о том, каким, должно быть, идиотом выглядит со стороны, и спрашивает, скажи мне, о чём я думаю, Эмма сначала хмурится, а потом потупляет взгляд.
- Я не знаю, - признаётся она.
Пару часов спустя, в спальне, Эмма лежит в кровати и пристально смотрит на Шоу:
- Послушай, только не говори мне, что это всё исключительно ради Ксавье. У меня, может быть, сейчас и не получится прочесть твои мысли, но я не такая дура, чтобы не видеть, когда ты врёшь.
Шоу молчит.
- Ты ведь не собираешься спать в шлеме? - спрашивает Эмма и обхватывает холодной ладонью его член.
- Я ещё не решил, - говорит Шоу.
Потом всё происходит слишком быстро и слишком неуклюже; всего слишком много и слишком мало. Эмма сама снимает с Шоу шлем и бросает его на пол, Эмма целует Шоу быстро и беспорядочно, Эмма извивается под ним, он чуть случайно не ломает кровать, но то ли чего-то не хватает, то ли что-то идёт не так. Шоу думает о том, что было, и о том, что будет. Ему грустно, смешно и почему-то совсем не хочется трахаться. Эмма садится на подушках, поджав ноги, и смотрит куда-то в крошечный мутный иллюминатор. За иллюминатором - синева, переходящая в черноту. На такой глубине рыбы не водятся.
- Извини, - говорит Шоу, - что в этот раз всё так паршиво. Я не в настроении.
- Как-то глупо извиняться за паршивый секс, - отвечает Эмма.
Шоу приглаживает волосы. Эмма бросает взгляд в его сторону и тихонько смеётся.
- Что? - спрашивает он.
И Эмма говорит:
- Ты сейчас похож на мокрого хорька, вот что.

[Гость]

продолжение

Он подошел ко мне, попытался снять со стола, но я перехватила Его руку и положила себе на промежность.
- Наташа, - Он шумно сглотнул, нервно одергивая руку, пробегая пальцами по вздыбившейся ширинке, теребя собачку и все не решаясь никак расстегнуть молнию. Мне казалось, что я слышала, как трещат швы под напором Его эрекции.

- Да трахните меня, наконец! – теряя терпение, выкрикнула я, сдергивая трусы вместе с колготками до колен, а потом и вообще бросая их на пол. – Чего вы ждете?

Упираясь мысками в пол, приподнимая пятки, я расставила еще шире бедра и просунула два пальца во влагалища, стала резко дергать рукой.

В мозгу стучало сомнение, совесть спрашивала меня, что я делаю, но я не могла остановиться. Он понял это, наконец, в Нем проснулся демон, которого я в нем так любила. И Он набросился на меня, вжимая меня в стол. Дернув молнию вниз и вытащив член наружу, Он подхватил меня под коленями и прижал к себе.

- Наташа! Ты вынуждаешь меня нарушить устав, и, если кто-то узнает об этом, нам не избежать скандала! – шептал Он, рукой направляя член. Горячая головка уже упиралась в мой клитор, а я вся дрожала от осознания, что сейчас все случится не во сне на самом деле.

- Когда ты со мной, мне не страшен никакой скандал, - рвано проговорила я, на мгновение забыв о вежливом обращении к учителю.
Странное дело, мне действительно не было страшно.

Каждый раз представляя, как оно будет в первый раз, я внутренне содрагалась от одной только мысли оказаться перед кем-то такой незащищенной, голой. Боялась, что не смогу, не пойму, что нужно делать. Боялась испортить все каким-нибудь неловким движением. Я даже где-то набросала план, как все должно произойти, где по пунктам расписано, что и когда я должна делать. Но оказалось, что с Ним мне не нужен никакой план, я просто позволила всему произойти так, не думая о правильности или неправильности своих и Его действий. И Он вошел в меня, я вскрикнула от тугой, распирающей боли внутри, уткнулась лбом в его плечо. Крови, к счастью не было, и подождав несколько секунд, я уже спокойно выдохнула, ощущая только жар и твердость Его члена внутри себя. Он старался двигаться плавно, я вцеплялась в Его затылок и целовала в шею, оставляя засосы под сладким от крахмала воротником его рубашки. Он что-то говорил мне о нравственности, о том, как я красивая и глупая, я плохо слышала его слова, только наслаждаясь порывистым стуком его сердца и теплом, разливающемуся по моему телу.

Где-то вдалеке загромыхали ведра. Наверное, это была наша уборщица, было бы не очень приятно, если бы она застала нас в приоткрытом кабинете. Хотя, если честно, мысль о засаде возбуждала меня еще сильнее, и царапая Его спину, я тихо смеялась Ему в ухо про то, что в глубине души, я хочу чтобы нас увидели, я хочу, чтобы все знали, как мне повезло с Ним.

[Гость]

продолжение

Он подошел ко мне, попытался снять со стола, но я перехватила Его руку и положила себе на промежность.
- Наташа, - Он шумно сглотнул, нервно одергивая руку, пробегая пальцами по вздыбившейся ширинке, теребя собачку и все не решаясь никак расстегнуть молнию. Мне казалось, что я слышала, как трещат швы под напором Его эрекции.

- Да трахните меня, наконец! – теряя терпение, выкрикнула я, сдергивая трусы вместе с колготками до колен, а потом и вообще бросая их на пол. – Чего вы ждете?

Упираясь мысками в пол, приподнимая пятки, я расставила еще шире бедра и просунула два пальца во влагалища, стала резко дергать рукой.

В мозгу стучало сомнение, совесть спрашивала меня, что я делаю, но я не могла остановиться. Он понял это, наконец, в Нем проснулся демон, которого я в нем так любила. И Он набросился на меня, вжимая меня в стол. Дернув молнию вниз и вытащив член наружу, Он подхватил меня под коленями и прижал к себе.

- Наташа! Ты вынуждаешь меня нарушить устав, и, если кто-то узнает об этом, нам не избежать скандала! – шептал Он, рукой направляя член. Горячая головка уже упиралась в мой клитор, а я вся дрожала от осознания, что сейчас все случится не во сне на самом деле.

- Когда ты со мной, мне не страшен никакой скандал, - рвано проговорила я, на мгновение забыв о вежливом обращении к учителю.
Странное дело, мне действительно не было страшно.

Каждый раз представляя, как оно будет в первый раз, я внутренне содрагалась от одной только мысли оказаться перед кем-то такой незащищенной, голой. Боялась, что не смогу, не пойму, что нужно делать. Боялась испортить все каким-нибудь неловким движением. Я даже где-то набросала план, как все должно произойти, где по пунктам расписано, что и когда я должна делать. Но оказалось, что с Ним мне не нужен никакой план, я просто позволила всему произойти так, не думая о правильности или неправильности своих и Его действий. И Он вошел в меня, я вскрикнула от тугой, распирающей боли внутри, уткнулась лбом в его плечо. Крови, к счастью не было, и подождав несколько секунд, я уже спокойно выдохнула, ощущая только жар и твердость Его члена внутри себя. Он старался двигаться плавно, я вцеплялась в Его затылок и целовала в шею, оставляя засосы под сладким от крахмала воротником его рубашки. Он что-то говорил мне о нравственности, о том, как я красивая и глупая, я плохо слышала его слова, только наслаждаясь порывистым стуком его сердца и теплом, разливающемуся по моему телу.

Где-то вдалеке загромыхали ведра. Наверное, это была наша уборщица, было бы не очень приятно, если бы она застала нас в приоткрытом кабинете. Хотя, если честно, мысль о засаде возбуждала меня еще сильнее, и царапая Его спину, я тихо смеялась Ему в ухо про то, что в глубине души, я хочу чтобы нас увидели, я хочу, чтобы все знали, как мне повезло с Ним.