#2

[het-kink]

Анон-автор сильно извиняется за то, что в итоге получилось, просит заказчика не прибегать к казням египетским и вообще прячется в танке.

Люди Х. Шоу/Эмма Фрост. Кинк на едкие шуточки Эммы во время секса, которые изрядно раздражают Шоу. Он не остается в долгу.

1.
- Я, конечно, не Рита Хейворт, - говорит Эмма, - но пожалуйста, не делай такое лицо.
Проблема в том, что Эмма начинает говорить не в то время и не в том месте. Её ноги у Шоу на бёдрах; Шоу вколачивает её в постель, Эмма выдыхает сквозь зубы, льнёт к нему, но всё равно язвит.
Если бы раны не заживали так быстро, Шоу сейчас бы раскусил себе губу до крови.
А Эмма, похоже, считает, что шутить сейчас - это хорошая идея.
- Не всё ли тебе равно, какое у меня лицо, когда мы трахаемся? - спрашивает Шоу уже потом, кончив; он лежит в постели, сбросив одеяло и подушки на пол, потому что в жилом отсеке на "Каспартине" жарко так, что кружится голова. Эмма стоит у окна голая и взмыленная, накинув на плечи халат.
- А как же моё душевное здоровье? - спрашивает она. - Такое не забывается.
- Не смешно, - отвечает Шоу.
Эмма закатывает глаза.

2.
Эмма отсасывает ему, когда Азазель уводит полковника Хендри - это подвал "Атомного", Шоу даже не пьян, а Эмма одета так, что с лёгкостью сойдёт за одну из тех шлюх, которые развлекают американских генералов этажом выше.
Шоу тяжело дышит; здесь он может стонать настолько громко, насколько захочет, потому что их всё равно никто не услышит, но он всё равно зажимает себе рот одной ладонью, а другую запускает Эмме в волосы. Эмма отстраняется. Шоу как никогда хочется убить её прямо здесь, на месте.
- Послушай, - говорит Эмма, - ты мог бы хотя бы не портить мне причёску.
- Послушай, - передразнивает её Шоу, - ты могла бы хотя бы не портить мне удовольствие.
Эмма улыбается - губы у неё липкие, припухшие и влажно блестят.
- Если бы я хотела испортить тебе удовольствие, я бы сказала, что прямо сейчас за нами кто-то следит. Я серьёзно.
Шоу оглядывается, мысленно чертыхаясь; Эмма смеётся:
- Конечно, ты никого не видишь. Это кто-то из ЦРУ, и похоже, женщина. Сейчас она смотрит на нас через щель между шкафами. И она в мыслях не может себе представить, как можно кому-то сосать. Это же изращение.
- Вот дерьмо. Нужно позвать Азазеля.
- Не нужно звать Азазеля, - мурлычет Эмма. - Никуда она не денется. Предлагаю вернуться к нашим баранам.
- Баранам? - пытается улыбнуться Шоу. - Звучит не очень.
Вечер, кажется ему, теперь испорчен напрочь. И то, что полковник Хендри оказался достаточно сговорчивым по сравнению с русскими и кубинцами, ничуть не поднимает настроение.

3.
В тот день они трахаются два раза. В первый раз - на палубе яхты, когда Риптайд делает себе мохито в ведёрке со льдом и уходит к себе в комнату, Азазель пропадает неизвестно где, а о существовании полковника Хендри напоминает только пятно крови и гари возле барной стойки.
- Кто-то должен его отмыть, - говорит Шоу.
- Действительно, - кивает Эмма, - кто-то должен. Риптайд, например, когда протрезвеет.
Потом Эмма говорит, что хочет купаться, и уходит нырять с подножки.
- Если ты утонешь, - обещает Шоу, - я буду всем говорить, что я безутешный вдовец. Женщины любят безутешных вдовцов.
Эмма фыркает.
- Да чёрта с два.
Пятнадцать минут спустя она возвращается на палубу, жалуется, что вода ледяная, стягивает с себя мокрый купальник и говорит:
- Себастиан, мне скучно.
- И что я должен сделать, телепортировать сюда цирк c клоунами и Мулен Руж в придачу?
- Клоунов в моей жизни и так хватает, Себастиан, - говорит Эмма и проводит пальцами по своей груди. - Придумай что-нибудь получше.
Потом Шоу оставляет ей засосы на шее и на ключицах, потом всё происходит прямо на нагретых солнцем досках - Эмма седлает его, приподнимается и снова опускается на его член, а с её волос во все стороны летят брызги солёной воды.
Во второй раз они трахаются уже в подводной лодке, после того, как чёртов Эрик Леншерр разносит швартовочными цепями "Каспартину" в щепки - Шоу прижимает Эмму к стене, а Эмма утыкается ему носом в шею, и они молчат, потому что Шоу по-прежнему злится, а Эмма прекрасно знает это. Здесь чертовски мало места: за стеной, в десяти шагах от них Азазель, Риптайд и командная рубка, за другой стеной - крошечные спальни. Ты просыпаешься и бьёшься головой о потолок, говорит Эмма, прекрасно. Ты просыпаешься и понимаешь, что тебе нечем дышать. Ты ешь, спишь, занимаешься сексом и строишь планы по захвату мира в жестяной банке.
Шоу переводит дыхание.
- Сегодня ты остался без яхты, - выдыхает Эмма. - Это надо отметить.
Шоу чувствует острое желание её придушить.
- Будь готова к тому, что если тебе иногда приходит в голову меня поддеть, мне может иногда приходить в голову тебя убить, - предупреждает он.
Если когда-нибудь это и случится, у Шоу вряд ли уйдёт на это много сил. Он уверен, что алмазная оболочка Эммы сомнётся, как фольга, если ударить; Эмма об этом тоже догадывается, но не боится. Дело в том, что она доверяет ему. Иногда, думает Шоу, совершенно безобоснованно.

4.
Они не выходят на сушу уже почти неделю, и Шоу кажется, здесь все начинают медленно сходить с ума. Шоу пьёт и читает газеты, которые приносит Азазель, Риптайд пьёт и чинит радиосвязь, а Эмма роется у всех в головах. Не жалуется только Азазель: он по-прежнему исчезает, чтобы выпить в Буэнос-Айресе, а под утро рассказывает, что в итоге всё-таки снял шлюху в Париже. С его-то красной рожей и хвостом, думает Шоу.
В четверг Шоу опять наносит визит русским; вернувшись, он опустошает ещё одну бутылку виски из своих запасов и спит до полудня. Спит он без снов, а просыпается около полудня, таким измотанным, что жалеет, почему вчера не сдох. Будит его Эмма. Она непереносима; сейчас она сидит на краю кровати голая и говорит:
- Доброе утро, мне скучно.
- Поиграй в карты с Азазелем, - отвечает Шоу и откидывается на подушки. - Я хочу спать, а ты мешаешь мне это делать.
- Никогда не думала, что отсутствие яхты так плохо сказывается на твоей потенции, - пожимает плечами Эмма и уходит.
Шоу едва сдерживается от того, чтобы не запустить ей вслед чем-нибудь тяжёлым. Дело не в потенции. И даже не в отсутствии яхты.
К четырём часам Азазель приносит тяжёлый тёмно-серый ящик.
- Поставь в кабинете, - говорит Шоу, пока Эмма не видит.
Ящик стоит там ещё два дня; Шоу прекрасно знает, что в нём, но не спешит открывать.

5.
Вечером, когда говорящая голова Кеннеди в очередной раз заявляет из телевизора об угрозе ядерной войны - Шоу всегда удивлялся, как у них получается ловить сигнал на такой глубине под водой - и когда Эмма сидит на диване, расстегнув куртку, пьёт шампанское и задаёт глупые вопросы, Шоу говорит, русские дали мне это, и показывает ей шлем. Эмма вертит шлем в пальцах, а когда Шоу надевает его на голову, даже не задумываясь о том, каким, должно быть, идиотом выглядит со стороны, и спрашивает, скажи мне, о чём я думаю, Эмма сначала хмурится, а потом потупляет взгляд.
- Я не знаю, - признаётся она.
Пару часов спустя, в спальне, Эмма лежит в кровати и пристально смотрит на Шоу:
- Послушай, только не говори мне, что это всё исключительно ради Ксавье. У меня, может быть, сейчас и не получится прочесть твои мысли, но я не такая дура, чтобы не видеть, когда ты врёшь.
Шоу молчит.
- Ты ведь не собираешься спать в шлеме? - спрашивает Эмма и обхватывает холодной ладонью его член.
- Я ещё не решил, - говорит Шоу.
Потом всё происходит слишком быстро и слишком неуклюже; всего слишком много и слишком мало. Эмма сама снимает с Шоу шлем и бросает его на пол, Эмма целует Шоу быстро и беспорядочно, Эмма извивается под ним, он чуть случайно не ломает кровать, но то ли чего-то не хватает, то ли что-то идёт не так. Шоу думает о том, что было, и о том, что будет. Ему грустно, смешно и почему-то совсем не хочется трахаться. Эмма садится на подушках, поджав ноги, и смотрит куда-то в крошечный мутный иллюминатор. За иллюминатором - синева, переходящая в черноту. На такой глубине рыбы не водятся.
- Извини, - говорит Шоу, - что в этот раз всё так паршиво. Я не в настроении.
- Как-то глупо извиняться за паршивый секс, - отвечает Эмма.
Шоу приглаживает волосы. Эмма бросает взгляд в его сторону и тихонько смеётся.
- Что? - спрашивает он.
И Эмма говорит:
- Ты сейчас похож на мокрого хорька, вот что.